Наверное каждому ребенку, имеющему в жизни недостаток чего-либо, хоть раз, но хотелось родиться в богатой и обеспеченной семье, ведь тогда "все было бы по-другому". Мираэль с этим, несомненно, повезло. Дочь Герцога (имя не называю - вдруг кто регнется) - это вам не шутки шуточные, а уважение, известность и еще раз уважение, ну, или хотя бы доля от того, что получает отец. Большой замок со светло-серыми, почти белыми фасадами и яркой, бурлящей атмосферой - таким окружающие знали и представляли себе обиталище дель Вебер.
Жена любимая и любящая, воспитанная женщина из высшего общества, однако, заключившая брак вовсе не по расчету даже, а по тем самым прекрасным чувствам - среди знати, чрезвычайно редкое явление, в наши-то времена. Иша Ральт - было имя той, с которой Герцог прожил десять лет в законном браке, конечно же, прежде чем на свет появился ребенок. Долгожданный, желанный младенец... Отец думал о сыне, надеялся, жаждал, но родилась дочь. Разве не ирония судьбы? И отсюда же все проблемные последствия, ибо слишком сильным было желание иметь за своей спиной настоящего последователя, продолжателя отцовского, мужского дела. Имел же Герцог, ко всем прочим, за собой и такой грешок - любил жар битвы, огонь сражений, серенады грызущейся стали, искрометные поединки... Да-да, вы абсолютно правы, если решили, что, суровым и горячим, вспыльчивым человеком был всю свою жизнь этот дель Вебер. Сложно ли догадаться - появление на свет девочки, призванной, по всем канонам, стать утонченной и манерной светской львицей, стало для него эдаким неприятным сюрпризом. И бедная... Бедная Мирочка, на чью долю выпала неожиданная отцовская немилость. Хотя, если разобраться, не такая уж немилость то и была, но самая настоящая холодность, едва ли не безразличие к судьбе собственного ребенка. Безусловно, в какой-то степени, Герцог дорожил своей единственной наследницей, однако к воспитанию ее подошел с железобетонной суровостью - женщину должна воспитывать женщина, так было, так есть и так будет всегда. Он почти полностью лишил юную Мираэль своего внимания, что последней, конечно же, пришлось совсем не по вкусу. Скорее всего, именно поэтому - из-за жуткой обиды и упрямой гордости - она воспылала такой любовью к оружию, поединкам, к жизни непривычной и чуждой для настоящей леди. Желание доказывать и завоевывать внимание, уважение, доверие стало почти смыслом жизни. Мира знала, верила, что когда-нибудь Герцогу придется признать - она ничуть не хуже не рожденного сына, нет, она в сто раз лучше его и любого мальчика или мужчины. Справедливость, рано или поздно, восторжествует. А до этого радостного момента...
Все первые года Мира провела рядом с матерью, в окружении прислуги и учителей, изо всех сил старавшихся хоть чему-то обучить бестолкового отпрыска аристократов. Но не тут-то было. Уже тогда резвости и спеси в девочке было с избытком, а уж позднее, с появлением так называемого "Я - личность", ситуация накалилась до предела. Юную дель Вебер невозможно было удержать на месте, она жаждала движения и приключений, лезла всюду, пугала служанок, учиняла драки и истерики, стремилась делать все назло и вопреки - в общем, недостаток отцовской строгости и тяжелой руки на пятой точке был на лицо. С возрастом, годам к пяти-семи, необузданный пыл поутих, а вот дикий нрав никуда не пропал, разве что перешел в более изощренную форму под названием "делай, как я" - подражание молодым людям. Всеми доступными и недоступными способами Мираэль пыталась убедить Герцога в том, что ее можно и нужно любить, уважать, никогда не оставлять, а тот готов был откупиться чем угодно, лишь бы его оставили в покое, например, ничуть не стеснял дочь в денежных средствах, очевидно, надеясь, что она за тратами забудет о своей бесполезной и навязчивой идее.
А вот мягкотелую и нежную мать девица заставила нанять одного из лучших рыцарей в качестве учителя по фехтованию, с которым, в последствии, было проведено больше времени, чем со всеми домочадцами вместе взятыми. Порою казалось, что сэр Боуэн каким-то образом заменил Мире и отца  и лучшего друга - привил ей какую-никакую, но сдержанность и сосредоточенность, выдержку, прямым и коренным образом повлиял на ее мировоззрение, самоопределение… стал, как это часто случается, ее первой детской любовью, ну, той самой, о которой хочется только молчать и ничего больше. Перед Герцогом разыгрывались настоящие баталии и драмы, которые, тот, казалось, упорно игнорировал до тех пор, пока Мираэль не исполнилось 17 лет. Тогда, на кануне своего дня рождения, девочка готова была лопнуть от счастья (и честно говоря, была уже недалека от этого), когда получила отцовский подарок, не первый за всю жизнь, но самый потрясающий, самый значимый, ставший началом отсчета до победного конца - невероятно красивый обоюдоострый меч из редкого, дорогого металла, выполненный на заказ, о чем свидетельствовала гравировка на рукояти. Глупо было бы надеяться, что Герцог соизволит подарить дочери свой собственный фамильный меч, но и этого знака внимание хватило сполна. С того самого момента Мира уже точно знала, что все ее потуги не проходят зря. Да, теперь Герцог уделял наследнице немного больше внимания, чем раньше, хотя и это были лишь короткие спарринги, тренировки – тогда он критиковал, дразнил, ругал, в остальное же время все было, как раньше. Прогресс требует терпения…
Время шло, а Мираэль постепенно расслаблялась, давала себе все больше воли и отдыха, завела первых друзей и выпили первый пьянящий напиток, сварила первое удачное зелье, и впервые за свою жизнь не опозорила семью на светском приеме. Сколько открытий было в те года, жизнь… жизнь-то налаживалась! И чем старше девушка становилась, тем серьезнее к ней относился отец, быть может, впечатленный упорством дочери или ее неожиданной схожестью с тем образом  сына - последователя и продолжателя. Да и, в сущности, какая разница! Пусть не все было гладко, пусть Герцог оставался таким же холодным и воинственным, придирался ко всему, что было в Мираэль (к ведению боя, к движениям. К походке, к манере разговора и прочим бесполезным мелочам), но лучше так, чем молча и не замечая. Верно? И не смотря на всю свою щенячью преданность, юная дель Вебер отнюдь не всегда шла на поводу у Герцога, а точнее решительно совершала глупости, которые заведомо были обречены на осуждение и критику. В прочем, о многих таких "глупостях" главе семьи известно-то и не было... большую часть времени. Так, например, в свои 19 лет, Мира наведалась на Черный рынок и в тот же день за баснословную сумму выкупила у странного вида торговца яйцо внушительных размеров. Девушка собиралась использовать приобретение, как ингредиент для собственноручно прописанного зелья, но не успела. Конечно, стоило ожидать, что яйцо, раз оно есть, должно проклюнуться, но что бы так скоро... мечница не ожидала. Маленький виверн был таким беззащитным и беспомощным - мало у кого рука бы поднялась для смертельного удара. Все было решено в считанные часы - животное остается, и остается живым. Правда, зверюга росла стремительно и прятать ее в подвалах замка было все сложнее и сложнее, а потом стало и вовсе невозможно. Так что, когда Герцог обнаружил рептилию, и, в связи с этим, чуть не лишился важных частей тела... в общем, не нужно иметь хорошую фантазию, что бы представить, какой скандал он закатил своей неродивой наследнице. Кажется, именно с того случая все прежние труды Миры пошли коту под хвост, полскольку разьяренный отец снова отдалился от нее. Хотя, нельзя было и не признать, что старший дель Вебер, в глубине души, был горд и впечатлен наличием у дочери такого нехилого соратника и питомца, но лучше удавиться, чем показать признаки мягкости... что уж там.
Мираэль и сейчас все еще пытается добиться от Герцога признания и подленного, открытого уважения, она даже занялась магией, вернее, пробовала ее изучать, но, увы, тщетно, не помогли даже уроки многочисленных магов горда. Слушать лекции - слишком скучно и нудно, этого мало, что бы заинтересовать мечницу, и тем более, этим не добиться отцовского одобрения. Куда более радужной была перспектива занять почетное место в личных войсках Герцога, стать верным защитником горда и семьи, чего Мира и добилась, путем долгих убеждений и увещеваний. Труднее всего пришлось с матерью, которая упорно желала сделать из своей дочурки настоящую, истинную леди. С отцом проще - он кочевряжился чисто из принципа и личных убеждений о месте женщины при дворе, однако взять его "на спор" оказалось нетрудно, ведь гордые упрямцы такие... гордые упрямцы.

Родной дом Мираэль был расположен в провинции, в маленькой деревушке, о существовании которой известно далеко не каждому – слишком незначительна она для географии материка. Девочка появилась на свет в семье простой и совсем небогатой, общий доход которой едва ли составлял выше среднего крестьянского, тем не менее, на жизнь всегда хватало. Отец, Дарис - человек простой и незамысловатый держал маленькую ремесленную лавку, которая служила ему так же и домом - это было очень удобно, поскольку не нужно было тратить лишних средств на аренду земли и здания. В ней (в лавке) он изготавливал музыкальные инструменты. И мастерством своим был известен. Заводить семью не было у Дариса, и в мыслях - он был женат на работе. В прочем, только до тех пор, пока, как и все, не встретил женщину, подарившую ему сотни новых идей, ставшую его вдохновением. Мужчина всегда работал с азартом, любил бросать вызовы своему мастерству, находя все новые и новые технические и дизайнерские решения, каждый его инструмент выходил в единственном экземпляре, имел неповторимое звучание и в умелых руках превращался в «божественное орудие». А с появлением Риниры, казалось, творческие порывы мастера стали и вовсе неисчерпаемыми. Без сомнения, он был обсалютно счастлив, живя по совести с любимой женой, занимаясь не менее любимым делом, дающим доход достаточный, что бы прокормить семью из двух-трех человек…
Прошло около двух лет размеренной и продуманной совместной жизни, прежде чем Ринира забеременела. Дарис был вне себя от радости – с некоторых известных пор его отношение к семенной жизни кардинально изменилось. Он мечтал о наследнике, которому сможет, в будущем, передать свое мастерство, который продолжит его дело с честью и удовольствием. Не все надежды имеют опору и не все мечты сбываются, а ночь рождения Мираэль показала, что даже самое безмятежное и скромное счастье недолговечно, что жизнь не дается просто так, а порой и вовсе бывает так ужасающе несправедлива и безжалостна, что не дает, ни единого шанса на спасение былых дней.
Девочка появилась на свет, как по часам, ровно в три ночи. Ринира и Дарис с облегчением вздохнули, когда знахарь поздравил их с прибавлением в семье, передав крохотное создание в руки родителей. Прошло около недели благоговения и спокойствия, а после…  новорожденная начала чахнуть на глазах, она с трудом дышала и почти не открывала глаз, прибывая в беспроглядном туманном небытии, попутно с каждым днем «остывая» и теряя жизненные силы. Осматривавший ребенка врачеватель лишь качал головой – при всем своем искреннем желании, он не мог помочь ничем, кроме лекарств. Отчаявшийся отец предпринял рискованный шаг, отвезя Мираэль в столицу, к известному и умелому, по тем временам, лекарю, но тот отказался помогать без достойной платы. Но откуда, скажите, откуда взять денег провинциальному мастеру, ведь сумму лекарь потребовал немалую, однако, даже не поручившись, что действительно сможет оказать помощь. Дарис в очередной раз подкрепил свою ненависть к напыщенным столичным снобам, считающим, что на них держится мир. Вместе с неприязнью усилилось и отчаяние - мужчина прекрасно понимал, что дочь его, первая и единственная, умирает у него на глазах, а шансов спасти ее с каждым часом все меньше. Что делать? Идти к другому лекарю. И он пытался, ходил, искал. Но все отвечали ему одним – деньги вперед. Чертовым докторишкам было плевать на жизнь маленького ребенка – они жаждали лишь наживы. И что теперь? Ехать в другое королевство, искать лекарей там? Но сколько дней пути, невозможно, маленькая Мираэль не выдержит, остатка ее жизненных сил настолько не хватит. Собрав последние капли рассудка и здравого смысла, Дарис вернулся в родное поселение. Он бросился к взволнованной, безутешной жене, ему казалось, что найден выход. Если не могут помочь люди, то остается только одно - просить помощи у Богов. Но кто из них откликнется на мольбы? Кто согласится изменить судьбу новорожденного ребенка? Справедливо рассудив, что просить о нарушении закона жизни нужно самого  неоднозначного и непостоянного из богов - Ринира и Дарис отправились в святилище Бога Огня, что находилось в дне пути от селения. Оно, ко всему прочему, и было ближайшим. Культ Огненного Божества в те времена был неоднозначен, огонь был непредсказуем, и существование Торна было омрачено недоверием. Каково же было удивление родителей Мираэль, когда Бог Огня не только явился на их зов, но и согласился помочь без каких-либо раздумий, будто давно ждал этого момента и просьбы. Правильнее, конечно, было бы предположить, что это не просто так, что с существом подобным Торну необходимо быть осторожными, но в связи с ситуацией, все, чего хотели Дарис и Ринира – спасти своего умирающего ребенка, и все прочее, тогда, было для них неважно. А Божеству, казалось, только это было и нужно. Он предложил оригинальный и необычный способ, по уверениям, единственный, который мог спасти девочке жизнь – в тело новорожденной Торн запихнул Блуждающую душу, не нашедшую успокоения и мечущуюся между миром Живых и миром Мертвых. Запихнул – значит буквально, самодовольный Божок не удосужился подавить в душе ее начала, если говорить технически, то он просто «сплавил» душу Мираэль с душой Блуждающего, что бы энергия того поддерживала жизненные процессы в маленьком теле…
С тех пор прошло много лет. Мираэль выжила, а Дарис и Ринира поклялись приносить Торну дары и почитать его, как своего Отца. Девочка росла и формировалась, решая посильные и –не жизненные задачи. Казалось, что отголоски печального прошлого никогда не коснутся ее – родители не собирались рассказывать девочке ни о болезни, ни о Торне и его неслыханной милости. И все шло своим чередом, своим началом и концом. Мираэль была несносным, упрямым и своенравным ребенком, ее не интересовали куклы и традиционные игры с девочками, всему этому она предпочитала дворовые драки,  шутливые завоевания и сражения. В свои четыре года она попросила у отца деревянный меч. Дарис был совсем не в восторге, но отказать дочери не мог – он самолично выстругал из дерева игрушечный меч и подарил его Мираэль. Та была без ума от своей новой игрушки, супругам даже казалось, что девочка никогда не выпускает его из рук – когда она спала, меч непременно лежал рядом на подушке, когда ела, то клинок покоился у ножки стула или на коленях. Ринира шутила, что внутри дочери спит истинный и благородный воин, а Мираэль очень нравилось, когда мама называла ее великим защитником справедливости, рыцарем еще не минувших тихих дней, и, в конце концов, девочка превратила это в свою мечту. Нет, она не хотела восседать верхом на белоснежном коне, спасать прекрасных принцесс, а за одно и весь мир, но желала быть отважным воином, исколесившим весь Сеакай, повидавшим такого, что другим не приснилось бы и во сне, и только между своими путешествиями и открытиями спасающего время от времени чью-нибудь жизнь, потому что для воина и рыцаря главное качество – благородство, а что еще может лучше показать его уровень, как ни спасение невинных… 
Когда Мираэль исполнилось шесть лет, Ринира умерла. Работящая женщина все предпочитала делать сама, поэтому и в тот день не стала просить мужа наточить старый серп. Она порезала руку, но не сочла нужным сходить к лекарю или просто сказать Дарису, замотав рану куском ткани. Только через неделю стало ясно, что женщина получила заражение. У нее был сильный жар, потом - бред, она лежала в кровати и просила прощения у Бога Огня за то, что не сможет позаботиться о ребенке, которого тот, по доброте своей и милости, спас. Приезд лекаря был поздним – Ринира сгорела за пару часов до этого. Дарис был безутешен, Мираэль перенесла потерю легче… в основном по той причине, что думать о смерти матери ей мешал шепот с настойчивой периодичностью раздававшийся где-то в голове. В первое время девочка опасливо оглядывалась по сторонам, пытаясь найти источник шума, пока не поняла, что тихие звуки шли вовсе не извне. Этот странный голос нервировал, отвлекал, от него болела голова, но потом Мираэль постепенно начала привыкать. Она не спешила говорить о происходящем отцу, которому было тогда совсем не до этого. А потом, много позже, без тихого нашептывания девочка уже и не представляла свою жизнь…     
Шло время, а оно, как известно, лечит. Дарис вернулся к работе, ничто, вроде бы, не изменилось в нем, за исключением того факта, что мужчина стал меньше разговаривать, улыбаться, и почти перестал показываться на людях, постоянно проводя время в своей мастерской. Его изделия были все такими же оригинальными и красивыми, но, в то же время, чего-то они лишились, это было заметно, может быть потому, что в звучании их присутствовала какая-то призрачная печаль. Тем не менее, не смотря на все, Мастер никогда не забывал о дочери, уделяя той столько внимания, сколько мог, хотя и чувствовал, что этого слишком мало -  работа, необходимая, что бы прокормить, хоть и не полную, но все-таки, семью, отнимала много времени. Мираэль видела, как тяжело приходится ее отцу и всеми силами пыталась помочь. Она часами просиживала в лавке, наблюдая за работой отца, помогала прилаживать замысловатые детали к корпусам инструментов, или же отправлялась в сердце городка по поручениям своего старика – как и многим детям, ей просто нравилось чувствовать себя нужной, почти необходимой. Как только Мира убеждалась, что ее помощь больше не требуется, она тут же неслась во двор к своим сорванцам-друзьям, часто пропадая где-то вместе с ними до самого позднего вечера. В конечном счете, девочка решительно и активно избегала отцовских воспитательных порывов, коими тот изо дня в день пытался ее награждать. Дарис не разделял радости Мираэль от уличных потасовок и очень негодовал, когда она возвращалась домой в порванной, грязной одежде, вся в синяках и ссадинах. Мираэль же убеждала отца, что все это абсолютно нормально, что благородные войны не обращают внимания на подобные смешные мелочи. Попытки мужчины доказать дочери, что она, прежде всего, девушка и будущая мать тщательно игнорировались. Рыжая твердо решила, что будет воином и никем иным, рыцарем, которого видела в ней мать. Она даже нашла себе учителя в лице кузнеца Гаанара – симпатичного коренастого, сильного мужчины лет тридцати с хвостиком с мелко вьющимися каштановыми волосами, загорелым лицом и глубокими черными глазами. Гаанар был хорошим другом Дариса и по совместительству предметом обожания Миры. Для мастера музыкальных инструментов кузнец ковал необходимые металлические детали, которые Дарис использовал при сборе или в оформлении своих изделий. В прошлом Гаанар числился за армией и слыл весьма неплохим воином. Упрашивать его давать уроки боя на мечах пришлось долго, но в конце концов, он согласился, видя упорство и искреннее желание у не состоявшейся юной леди. Любимым оружием Мираэль неизменно оставался меч, к досаде девочки – перманентно деревянный, поскольку отец решительно не давал разрешение на обретение настоящего холодного и смертоносного клинка. И все же, жизнь была настолько терпима, насколько оно было возможно, в сложившихся условиях…
Перед пятнадцатым днем рождения Мираэль обнаружился весьма неоднозначный и пугающий факт – голос, а вернее шепот, который, она слышала с детства, стал неожиданно набирать силу. В считанные дни тихое бормотание переросло в завывания, а потом и в разборчивые словосочетания. Черт знает, как, но получилось, что в одно утро Мираэль, проснувшись, просто услышала отчетливое и ясное «доброе утро». Казалось, говоривший был совсем рядом, то есть, очень-очень близко. Девушка дернулась, но тут же взяла себя в руки, решив, что это всего лишь проделки ее воображения… но она ошиблась. «Ты ведь слышишь, я знаю…» - снова произнес тот же голос, и Мираэль вскочила с кровати. Она была настолько напугана, что даже не решалась задать логичный и напрашивающийся сам собой вопрос, в прочем, этого и не требовалось, потому что неизвестный снова заговорил – «Ты даже боишься спросить меня?» - казалось, это была насмешка – «Разве таким должен быть храбрый воин?» - девочка упрямо молчала, конечно, уже догадавшись, откуда исходит голос - «Ладно, тогда поступим так – я представлюсь. Мое имя Сеннар. Признаться, я долго пытался достучаться до тебя, но не мог…» - и он принялся рассказывать обо всех свих многострадальных и безуспешных попытках установить связь с Носителем, казалось, он никогда не замолчит, и Мираэль сойдет с ума от его болтовни и передозировки информацией.
- Носителем? - наконец спросила рыжая в пространство пустой комнаты, она очень не хотела разговаривать с этим Нечто, нагло поселившимся в ее голове, потому что надеялась, что, если проигнорировать, то оно уйдет, и все же, она не смогла не спросить. Сеннар, очевидно, только этого и ждал – «Для начала, не стоит спрашивать меня вслух, потому что некоторые могут счесть тебя ненормальной, если будишь разговаривать сама с собой…» - голос не закончил вещать, потому что девушка перебила, снова заговорив вслух:
– Я не сбираюсь с тобой разговаривать, просто хочу услышать ответ на вопрос! Последовало кратковременное молчание, но потом снова раздался голос, звучавший теперь несколько сухо, а не мягко, как раньше – «Как скажешь…».
И Сеннар рассказал девушке обо всем. О Торне и о родителях, о спасении и о многом другом. Для правдивости он так же поведал пару забавных историй из раннего детства Мираэль. А та, молча, негодовала и задавалась вопросом, почему отец ничего ей до сих пор не рассказал… и ее мать. Умерла ли она случайно или это не было такой уж неожиданностью. Мучительные мысли неожиданно и дерзко ворвались и заполнили собой все сознание…
Прошло около полугода, а Мираэль так и не решилась задать отцу мучающий ее денно и нощно вопрос, она так же не рассказала ему о Сеннаре, с которым, вопреки своему решению, продолжала активно общаться. Правда делала она это теперь уже мысленно, что бы не вызывать подозрений у окружающих. Она задавала духу вопросы, а он неустанно на них отвечал, порой неохотно, но все же не отмалчивался. Правда, он решительно отказывался говорить о своем прошлом, ссылаясь на плохую память и туманность былых дней. Хотя, кое-что, Сеннар все же рассказал – оказалось, что при жизни он был магом, и магом весьма способным. Из длительных, воодушевленных рассказов Мираэль выяснила, что владение магией – отличное дополнение к образу настоящего воина. «Я научусь пользоваться магией и стану настоящим воином!» - как-то заявила она, на что Сеннар скептически хмыкнул. Удивительно, но за несколько месяцев девочка научилась безошибочно определять настроение Блуждающего по интонации, и иногда, казалось, что она смогла бы точно представить каково выражение его лица, будь Сеннар из плоти и крови, стой он прямо перед ней…
К семнадцати годам пыл Мираэль никуда не исчез, она по-прежнему желала стать воином, и все еще тренировалась с Гаанаром, правда теперь это были не детские попытки самоутвердиться, в настоящие тренировки. Дарис, к этому времени, изрядно постаревший, уже не надеялся отговорить свою дочь от навязчивой идеи, не сулящей ей, в будущем, ничего хорошего. Да где ж оно видано – женщина-мечник, женщина-воин. В деревне на Мираэль все смотрели с недоумением и опаской – ее стремление удивляло простых жителей, не нужно говорить и о том, что многие этого не одобряли. И все-таки Мастер, в душе, молча, гордился своей дочерью, ведь она обладала такими качествами, как упорство, целеустремленность, вера в себя и свои силы. Дарис не переставал поражаться тому, как Мираэль похожа на свою мать – сильную и самодостаточную женщину. Да, ему очень не хватало Риниры. Неужели она бы одобрила выбор дочери? Позволила бы ей такую опасную «игру»? Нет. Нет, Ринира слишком ею дорожила…
А Мираэль все не желала униматься. Она чертовски хотела, наконец, освободиться от оков глухого поселка, и считала, что семнадцать лет – самый лучший для этого возраст. По мнению девушки, отец слишком ее опекал, слишком насаждал и много требовал, особенно, если учесть, что требовал он, чаще всего, оставить глупую идею стать воином. Возмутительно и непозволительно называть глупостью чужую мечту. Частыми стали семейные споры, после которых Мираэль отказывалась разговаривать с Дарисом, уходила из дома, заставляя отца переживать, бросать работу и отправляться на ее поиски. Мастер же никак не желал понять, насколько выросла уже его любимая девочка, малышка Мираэль. Последней каплей стал день, когда Дарис попытался запретить дочери посещать тренировки Гаанара. Мираэль устроила настоящий скандал, после чего заявила, что если отец не прекратит ограничивать ее свободу – она покинет дом навсегда. Мастеру ничего не оставалось, как свернуть свою активную протестантскую деятельность – он безумно боялся потерять дочь. А та не собиралась останавливаться на достигнутом, поэтому, собравшись с духом, стала просить отца отпустить ее в город, да ни в какой-нибудь, а в столицу. Разумеется, Дарис отказал… сначала. Рыжеволосая бестия оказалась упертой, как баран, к тому же, жутко убедительной. Она настаивала на том, что большой город – это лучшее место для того, что бы определиться с будущим, что она, вероятно, и отбросит свою мечту, ради другой профессии, другого жизненного пути, а потом, очень скоро, обязательно вернутся обратно домой. На последнее, кстати говоря, старый Мастер и купился. Он таки дал свое отцовское согласие и решил, что Мираэль отправится в столицу с торговым обозом, отбывающим из провинции через две недели. Он рассказал дочери о своем давнем приятеле, с которым познакомился, когда еще был совсем молод и жил на окраинах столицы, потом их пути разошлись, приятель остался в городе, а Дарис отправился, как он сказал, на поиски себя. Больше они не виделись. Мастер только надеялся, что Перл еще помнит его и не откажет в помощи его дочери. В прочем, Мираэль еще предстояло найти этого человека, хотя и не факт, что тот еще был жив и находился в стенах столицы. Узнав об отъезде ученицы, кузнец сподобился поговорить с другом, убедив его разрешить девушке приобрести настоящий меч – мол, девица способная, но путь опасный даже с торговым обозом, вернее, тем более с торговым обозом, а меч какая-никакая, но все-таки защита. А пытаться отговорить Мираэль от поездки – гиблое дело. Более того, кузнец-оружейник обещался самостоятельно выковать оружие, потому что, уж очень кстати, получил, совсем недавно, редкий и необычный ковкий материал. Так у Миры появился ее Черный клинок – как она назвала свой первый меч из удивительно темного, почти черного, металла…
Все приготовления были сделаны еще за неделю, а оставшееся время до отъезда, то есть целую неделю, Дарис донимал дочь своими наставлениями и советами взрослого и опытного человека. Мираэль, по началу, храбро отбивалась и всячески выкручивалась, но вскоре сдалась на милость отца, выслушивая, в сотый раз, одни и те же уроки жизни. И вот, наконец, наступил такой долгожданный день, когда обоз с продовольствием должен был отправиться в путь. Вместе со всеми вещами, девушка погрузилась в телегу, попрощалась с отцом и начала свой долгий путь, как ей казалось, к совершенно новой жизни. В попутчики ей навязался Дженна – высокий и худенький зеленоглазый блондин из ее дворовой компании. Мальчишка был старше Мираэль года на два, может, на три, и являлся ее лучшим другом. Они познакомились еще в раннем детстве, казавшимся теперь таким далеким, и сильно сдружились. Конечно, Мира нашла язык со всеми членами своей компании, которые, кроме всего прочего, девочку побаивались из-за ее строптивого нрава – при каждой возможности рыжая фурия пускала в ход кулаки и просто грубую силу. Так получилось, что, благодаря Сеннару, Мираэль не уступала в силе своим приятелям, даже будучи, на вид, весьма хрупкой. При этом она являлась еще и одной из самых старших членов группы. Дженна – был вторым по возрасту, и единственным, кто не поддавался взрывному нраву девочки. Была еще Ниути – вторая, и последняя, девочка из всей компании, она была старше всех ребят и имела над ними, если можно так выразиться, шефство, поэтому Мираэль к ней вообще цепляться не решалась. Ниути очень редко вмешивалась в разборки, и играла, в этом, роль наблюдателя и скорее морального ограничителя – в ее присутствии никто и никогда не позволял себе переходить грани разумного. Дженна и Мираэль поладили не сразу, и в первое время большинство их контактов заканчивались и ограничивались драками, после которых рыжеволосая девочка возвращалась домой в синяках, вероятно, как и блондинистый, худощавый мальчик. Отношения изменились, когда Дженна спас Миру от «жестокой расправы». Во время одной из своих варварских битв, которые компания в шутку устраивала, что бы развлечься, ребята разворотили один из окрестных огородов, принадлежавших старому ворчливому лавочнику. Виновниками оказались Дженна и Мираэль не поделившие между собой весьма прозаические эпизодические роли. Они были пойманы с поличным на месте преступления – очередной драке прямо на любовно вскопанных и обработанных овощных грядках. По решению Ниути, Дженну и Мираэль оставили на милость, прибывшим на место преступления, властям, в лице старого владельца огородов. Ни один из провинившихся не осмелился возразить Ниути, в правильности решений которых была уверена вся компания. Мираэль и Дженне только оставалось стоять и смотреть, как их  друзья спешно покидают «поле боя». И вот тут-то произошло нечто необычное. Когда старик принялся грозиться тем, что расскажет  обо всем родителям пакостников, а так же потребует с них значительную компенсацию ущерба, Мираэль пришла в ужас – что же будет с ее отцом, когда к нему, в очередной раз, придут с жалобой на его любимую дочурку, а главное - что будет, после этого, с ней. Дарис почти  наверняка выйдет из себя и запретит ей видится с друзьями. Девочка еле сдерживалась, что бы не разрыдаться, лишь бы не знал о случившемся ее отец, которому и без того приходилось сейчас очень тяжело. Останавливала только гордость и присутствие рядом Дженны, перед которым Мираэль ни за что на свете не стала бы показывать свою слабость. Старик продолжал злобно «угрожать». И тут, неожиданно, Дженна вышел вперед, заслонив собой Мираэль. Он сказал лавочнику, что только сам виноват в произошедшем, что девочка тут ни при чем, и что он готов понести наказание. Мира очень удивилась, но не сказала ни слова. Старик покачал головой, раздумывая, а потом, почему-то, назначил мальчику отработку – Дженна должен был неделю помогать вскапывать огород, окучивать и засаживать грядки – адский и нудный труд, по скромным детским меркам… Обратный путь, от огородов до дома, прошел в молчании, однако ребята шли вместе. Мираэль не могла понять, почему Дженна так поступил, зачем он взял всю вину на себя. Только когда они дошли до развилки, где их дороги должны были разойтись, девочка решилась спросить. Оказалось, что блондин так же, как и она, рос в неполной семье, мать его умерла при родах, так что ее мальчик совсем не помнил. Отец был жив, но он пил, не просыхая, хотя как-то еще и держал ужасную пародию на таверну. В большинстве случаев, Дженне приходилось самому зарабатывать на жизнь с юных лет. Когда он был совсем маленький, помогали как-то соседи, потом и они перестали обращать внимание. Мальчик, как мог, добывал еду – работал разносчиком по мере сил, иногда подворовывал. Он с грустной улыбкой рассказывал Мираэль, почему ему было не страшны угрозы старого лавочника – отец лишь изредка вспоминал о сыне, только тогда, когда нужны были деньги на новые порции спиртного. Дженна знал о том, что Мираэль живет с отцом, что тому нелегко, что он рассердится на дочь, и скорее всего, запретит ей общаться с ребятами, поэтому решил, что взять вину на себя – это хорошая идея, потому что ему ничего подобного не грозит. Мальчик признался, что был несколько удивлен тем, что лавочник назначил ему отработку на огородах, но так же сказал, что привык к тяжелому труду и отработает наказание полностью. Мираэль слушала молча, но на душе с каждой минутой становилось все более паршиво. Даже старый лавочник знал о том, что творится в семье Дженны, да и ребята из компании, наверное, все знали, все, кроме нее. Девочка смотрела в землю, готовая провалиться на месте. Перед ней был человек достойный уважения, а она все время была эгоисткой и никогда не интересовалась, что движет им. Понятно, почему он так смело и самоотверженно противился ее навязанному лидерству. Мираэль было стыдно, действительно стыдно, конечно, не впервые в жизни, но от этого не менее ощутимо. Прежде чем попрощаться, она поблагодарила Дженну и пообещала, что всю неделю будет помогать ему на огородах, в конце концов, виноваты были они оба. Но мальчик, как ни странно, отказался от помощи, заверив, что сам прекрасно справится, и что ему не нужна помощь «какой-то самоуверенной девчонки» - может тогда он испугался разительной перемене, начавшей проявляться в их отношениях. Мираэль было рассердилась, ей, безусловно, было обидно, но все же она промолчала, резко развернувшись и зашагав в сторону дома. Она не забыла о случившемся, и проклятущая совесть продолжала ее мучить, в особенности потому, что отцу она, хоть и хотела, но ничего не рассказала. Эти угрызения так достали девочку, что она решила, не без легкой подачи Сеннара, пожертвовать своей гордостью – лишь бы больше не чувствовать себя обязанной этому «белокурому выхухолю». Всю неделю она встреча Дженну у ворот огорода, когда тот заканчивал свою отработку. Сначала мальчик довольно грубо отсылал ее, но потом смирился, поняв, что спорить – себе дороже. Он позволил ей помогать – Мираэль не без труда таскала в амбары рабочие принадлежности. Потом они вместе шли домой. И хоть каждый раз всю дорогу оба упорно молчали – каждый мог признаться хотя бы себе, что компания друг друга их устраивает. Еще спустя какое-то время они стали разговаривать, а потом, когда закончилась отработка Дженны, продолжали ходить домой одной дорогой. Мираэль взяла за привычку помогать блондину в его работе, разумеется, когда могла. Иногда она даже приносила мальчику еду, что последнего жутко смущало, но, опять же, спорить с девчонкой он возможности не находил… Вот так вот и началась их крепкая дружба. Поэтому, когда Мираэль рассказала Дженне о своем намечающимся путешествии, тот не раздумывая вызвался ее сопровождать. Они оба мечтали быть свободными и колесить по миру в поисках артефактов и неизведанных территорий. Они хотели путешествовать вместе, так как были уверены, что не смогут обойтись друг без друга…
Дорога до столицы была очень длинной, прошла целая вечность, прежде чем обоз въехал на территорию города через огромные, и наверняка адски тяжелые, створчатые ворота. Разительная разница между деревенькой и столицей бросалась не только в глаза, но и в уши. Шум стоял невыносимый, такой суеты Мираэль не видела в своем селении даже в базарные дни, когда на центральной площади собирались люди со всех концов. По мощеной дороге, по которой двигалась старая телега, туда-сюда надменно сновали пары: мужчины и женщины обвешанные драгоценностями, одетые в шелковые, дорогие одежды Ни Мира, ни Дженна не видели такой роскоши, наверное, даже во сне. Что касается конкретно Мираэль, то ей и не нужны были драгоценные камни или красивые платья с кучей юбок, все это девушку не впечатляло, а вот белокурый юноша был заинтригован. Обоз прибыл на торговую площадь, которая поражала своими размерами, маленькая провинциальная не имела с ней ничего общего, даже приблизительно. Пришло время отправляться в свободное плавание по незнакомой территории. Мираэль и Дженна похватали свои вещи и спешились, отправившись искать лавочника, о котором несколько раз упоминал Дарис. Обнаружить незнакомого человека в столице – все равно, что иголку в стогу сена. Друзья весь день провели в поисках, которые так и не увенчались успехом. Ночевать пришлось на улицу, в маленьком переулке. На следующей день им все же удалось кое-что разузнать. Один из торговцев сказал, что знает некого Перна - старика, живущего на самой окраине столицы, имеющего в городе некую сомнительную известность в определенных кругах. То, что торгаш назвал «домом на окраине» имело вид старой лачуги, потрепанной временем и непогодой. Перн действительно оказался лавочником, торговавшим травами, однако, у него был еще и другой заработок. Смуглый, полный мужчина преклонных лет был мастером разнообразных жидкостей – от лекарств до самых страшных ядов. Маэстро зелий, он совершенствовал известные смеси и создавал свои собственные, мог варить, переливать, сцеживать свои произведения днями напролет, но никогда не забывал о работе травника. Он неохотно принял друзей, все же руководствуясь тем фактом, что Мираэль являлась дочерью его старинного приятеля, о котором он, по правде, и не вспоминал все эти годы. Перн признался, что понятия не имеет о том, что стало с Дарисом, куда тот переехал после их, так называемой разлуки. Когда Мира сказала, что отец ее теперь живет в небольшой деревеньке на стыке двух территорий, Лавочник не удивился, пояснив, что Дарис в молодости был ветреным и скоропалительным в своих решениях, он искал «вдохновения» в природе и полный покой, так что было не удивительно, что его занесло в непроглядную и бесперспективную глушь.
- Я рад, что ты, девочка, оказалась дальновиднее и умнее своего отца… - сказал как-то Перн – Здесь у тебя больше перспектив, чем в глухомани, никому не известной…
Мираэль отмолчалась. Она видела во что вылились перспективы самого Перна.
Время шло на удивление быстро. Девушка начала проникаться жизнью города, узнавала новых людей. В лавочку Перна заглядывали самые разные личности – то были пожилые люди, нуждающиеся в лекарствах, лекари, приезжавшие за травами, а порой и совсем непонятные личности, с которыми Лавочник вел себя особым образом – он отводил их в погреб, запирал на засов и долго шептался. Девушка могла лишь догадываться, какими делами ворочает Перн, но от таких странных покупателей он получал хорошие деньги. И все же, девушка вскоре привыкла к старому Лавочнику, да и он попритерся к ней, не смотря на вздорный характер, кажется, даже приняв ее за собственную дочь, которой у него никогда не было. Для Миры Перн не мог заменить отца, который, к тому же, был еще жив и здоров, но стал ей кем-то вроде наставника, умудренного жизнью. Девушка помогала Лавочнику в изготовлении его смесей, ее не на шутку увлекло это сложное и кропотливое занятие. За определенный промежуток времени она узнала массу полезных рецептов, начала неплохо разбираться самых различных лекарствах и ядах. Дженна тоже нашел работу, о которой никогда не говорил, лишь упоминал, что она очень важная и поможет ему «подняться до небес». Юноша уходил, когда Мира еще спала и возвращался поздно ночью, а иногда не приходил вовсе. Тогда девушка сидела в комнате и ждала его до самого утра. Некогда неразлучные друзья начали отдаляться друг от друга, прежде всего Дженна перестал доверять Мираэль, он больше не разговаривал с ней по душам, вечно что-то недоговаривал или прямо скрывал, говоря, что эта информация строго засекречена. Он, кажется, забыл о той общей мечте, которую лелеяли подростки до приезда в столицу. А как-то, заявившись домой посреди дня, он сообщил, что уедет из города – рабочая необходимость. «Совсем ненадолго». Что-то подсказывала Мираэль, что это «ненадолго» растянется на годы. Дженна уехал. Прошло немного времени, а рыжая уже начала ощущать горечь одиночества. Сглаживал ситуацию Сеннар, но ей нужен был живой собеседник, хотя и Блуждающему девушка была очень благодарна. Скоро Миру начали раздражать напыщенные снобы, коими был полон город, она не нашла здесь новой жизни, не видела перспектив, уставала от бесконечной суеты, и даже склянки с жидкостями уже не были в радость. Мира поняла – она скучает по дому, по отцу, по своим друзьям. Поговорив с Перном, девушка решила, что пора навестить провинцию. Она обязательно вернется в столицу… потом, что бы поступить в академию магии и начать свою карьеру воина, обязательно. Если будет еще желание - ее деревенская, спокойная жизнь казалась сейчас самой что ни на есть правильной и привлекательной. Лавочник дал ей лошадь, своего жеребца по кличке Мануэль. Перн сказал, что это подарок, и Мираэль с радостью его приняла…
Она проделала долгий путь до своего родного поселения, которое так жаждала увидеть. Но судьба снова оголила острые клыки. Когда Мираэль, наконец, прибыла на место, она обнаружила лишь пустошь. Сначала показалось, что ошиблась, что неправильно выбрала дорогу… но все это начало походить на фирменный бред. Рыжая прошлась по территории, где, предполагалось, должна был находиться небольшая провинциальная деревенька, от которой, на деле, не осталось и следа. Она не могла поверить своим глазам, Сеннар тоже недоумевал, а уж он явно не мог забыть дорогу. Чистое пространство и ни одного намека на строения, от большой центральной площади, широких фасадов не осталось и следа. Девушка всерьез начала подозревать себя в умственной неполноценности, и Блуждающего заодно. Она, вероятно, действительно, решила бы, что заблудилась, если бы не одно особое обстоятельство – определенно знаковые грядки, возникшие на пути. Мираэль могла поклясться, что то - были огороды печально знакомого старика, от которого когда-то спас ее Дженна. Да, это были именно те самые огороды, те самые грядки, а значит… это ее родное поселение. Во всяком случае оно здесь когда-то было. Но где, ГДЕ теперь все строения, где все, что было здесь, когда девушка покидала это место? Отец, Гаанар, друзья…  Что с ними стало? Что-то внутри оборвалось, сердце ухнула вниз. Это сон, это дурной сон – решила Мираэль. Она щепала себя, закрывала и открывала глаза, но поселок не появлялся, она не просыпалась. Сеннар молчал…
Прошло почти два года, но Мираэль до сих пор не смогла узнать, что случилось с деревней и ее жителями. Девушка исколесила все окрестности, искала, узнавала, но никто, никто не мог дать ей ответ. Многим людям просто не было известно о существовании маленького селения. В итоге, она решила, что еще немного и свихнется. Пришлось вернуться в столицу, в лачугу Перна. Лавочнику Мираэль ничего не сказала, здраво рассудив, что тот ничего не может знать, да и вряд ли вообще поверит ей. Девушка сама до сих пор не верила в случившееся. Ей был нужен, жизненно необходим, Дженна - он единственный мог помочь, кроме того, он должен был узнать о том… О чем? О том, что поселение, в котором он родился и жил, исчезло без следа. Мира была разочарована, когда узнала, что ее друг отсутствует, и, как оказалось, не «все еще», а «опять». На кучу вопросов, которые задавала Мира, Перн ответил, что Дженна забрал свои вещи и уехал, как он сказал, в Гео. Гео… Девушка не верила своим ушам – Дженна уехал в Тибероа! В другое государство, лежавшее в сотне миль от … . Но, что хуже всего, что ранило Мираэль в самое сердце – он не дождался ее, не дождался, хотя и знал, что она вернется, непременно вернется. Друг… единственный друг бросил ее, вот так просто. Дикая обида на мгновение заглушила даже страх и недоумение, возникшие после исчезновения деревни. Девушка не могла оставить все это так. Надо найти Дженну, познакомить его наглую предательскую физиономию с каким-нибудь тяжелым предметом, и рассказать о случившимся…
Простившись с Перном, Мираэль отправилась вслед за другом - в Гео. Она неоднократно думала о том, что будет делать теперь, и решила, что не успокоится, пока не узнает, что случилось с ее отцом и родным селением. Она должна была знать – живы ли все те люди, которых она знала, которыми она дорожила. В пути она так же вспоминала о своей мечте, которая была теперь омрачена. Если вот так исчезают с лица земли целые поселения, то скоро, возможно, не останется мест, по которым можно было бы путешествовать. Магия какая-то… Стоп. Точно! Магия! Мираэль припомнила, что хотела научиться магии, теперь же в этом была просто острая необходимость. Возможно, если она познакомится с магией поближе, то сможет разгадать тайну исчезновения деревни, сможет вернуть ее и своего отца, друзей… все то, что ей бесконечно дорого, то, чего она лишилась…
До Гео был не близкий путь, Мираэль это путешествие показалось длинною в пол ее жизни. Она вошла в город под покровом ночи и тут же нарвалась на неприятности, которые окончились новым знакомством, весьма неожиданным и полезным, надо сказать.